У меня с самого начала, сколько себя знаю, было видение мира в виде «волшебной иллюзии». Помню как, идя в детский сад, обращал внимание на каждую деталь пути.
Несколько лет регулярного передвижения по маршруту дом-детсад, при умственном и физиологическом развитии, развивали меня и как наблюдателя.
Я обращал внимание на всё большее количество деталей: каменный узор в бетоне бордюра, цвет кирпича в кладке канализационного люка отличается от остальных, на берёзе сучок интересной формы, а скол краски на детсадовских воротах похож на парусник.
Наблюдения с каждым разом укладывались во всё более детализированную картину. Это можно сравнить с играми, миры которых, благодаря развитию технологий отрисовки, всё более натуралистичнее с каждой версией игры. У меня процесс происходил непрерывно, добавляя в картину мира всё больше мелочей.
Солнышко светило не простым светом. Оно словно излучало ощутимые лучи, обнимающие меня, обволакивающие ощущением неги. Это был не просто тёплый свет, а скорее объятья того, что любит меня.
Люди виделись не говорящими телами, а сгустками воли. Хотя, некоторые из них были словно лишены чего-то такого. Я бы назвал это «огоньком жизни», наверное даже «стержнем». Такие представители окружающего мира ощущались мной будто пустыми телами. Вернее ненаполненными или, скорее даже, опустошёнными.
Животные виделись тоже своеобразно. Скажу лишь, что меня завораживали рыбы, а к котам я был равнодушен до юности, от них исходило нечто сходное с чувством чуждости. До сих пор проскакивает мысль о чуждости домашних кошек для этого мира.
События виделись последовательностями, образуя цепочки линий, которые пересекались, оказывая влияние на участников. Иногда это было просто в виде внутреннего понимания, бывало, случалось в виде визуализаций. При случае, намеренно, можно было «обратить взор в другую сторону» и словно пережить «возможное» событие в виде визуализации или ощущения, как вариант будущего. Когда линий было много, вариантов тоже было несколько. И тогда от одних явственно исходила опасность, а от других спокойствие.
Так я различал, нужно мне что-то делать или не нужно. Окружающие видели меня «осторожным мальчиком», не зная причины моей «осторожности». Когда я стал старше, уже взрослым, это воспринималось как деликатность и тактичность. В более зрелом возрасте, при более-менее чётком понимании сути всего этого я бывал пугающим своими сбывающимися предсказаниями. Особенно были потрясены те, кто отчаянно отторгал мои откровения в силу каких-то своих причин. Некоторых продукты моего видения мира и вовсе раздражали, да что греха таить, раздражают до сих пор.
Я связываю эти свои способности не с метафизическими сторонами нашей жизни. Экстрасенсорика метафизическая и жизненная — разные способности. Жизненная базируется на системном мышлении и наблюдательности, в том числе к «незначащим» мелочам (серендипности, то бишь). В общепринятом значении — я не экстрасенс.